Работа иногда похожа на русскую рулетку: никогда не знаешь, в какой из дней и за что именно тебя уволят. Может быть, у шефа будет плохое настроение, и он решит уволить своего самого проблемного сотрудника за какую-то мелкую провинность. Или, может быть, решит оставить даже после массовых разрушений и нанесения ущерба на такие суммы, которые многим людям даже не снились. Например, как сегодня, когда новости пестрили заголовками об ущербе, причиненном городу во время погони за очередным преступником. Мало того, что чужую машину поцарапал, и это еще пол беды, так еще и снес памятник. Совершенно случайно. И каждый вызов на ковер - как азартная игра. Выйдет ли сегодня сухим из воды? Или придется попрощаться со всеми своими коллегами, с которыми стремления дружить не было?
Да и с шефом, мягко говоря, не очень повезло. За глаза Руди называл ее мегерой, Медузой Горгоной, как угодно, только не по имени. С предыдущим шефом было как-то проще, а вот с ней приходилось чувствовать себя ужом на сковородке. Извиваться, ухитряться сохранить свое место только ради того, чтобы было, на что жить. Не самая прибыльная работа, зато престижная. Но от одного вида шефа глаза будто сами собой закатывались, а затем приходилось укатывать куда-нибудь в закат, лишь бы только с ней не разговаривать. Можно было бы уже много раз перейти на частную практику, но что-то держало. Привычка, наверно. Столько лет, проведенных в участке, уже давали о себе знать  полным нежеланием что-то менять. Вся жизнь и без того кубарем катилась под откос, и если сейчас потерять работу, все будет совсем плохо.
Заходя в здание полицейского участка, Руди шагает спокойно, глядя перед собой. Вокруг него будто никого нет, хотя жизнь, кипящая здесь до его появления, бурлила полным ходом, будто лава в адском котле. Они все находятся в адском котле гордо именуемом Департаментом полиции Бостона. Местные знают, что если Руди решил появиться в участке, значит от него чего-то хочет начальство. А знали бы они, каково это - жить с этим самым начальством по соседству. Когда, выходя утром на прогулку с псом, возвращаешься и с большой долей вероятности видишь лицо женщины, с которой еще хотя бы раз за день увидишься, потому что ей обязательно что-то не понравится. А ведь давно могла бы уволить и разорвать эту тонкую красную нить взаимной ненависти друг к другу, но почему-то до сих пор этого не сделала. Интересно, что с ней стало бы, если бы шефом по какой-то счастливой случайности поставили его? В голове Руди возникает картинка, где Саманта надувается, как рыба-ерш, и лопается с характерным для резинового шарика хлопком. Забавно.
В участке есть лишь один человек, с которым Руди еще хоть как-то контактирует, иногда пропускает по банке пива в свободное время и может иногда сходить в бар, чтобы посмотреть футбол. Его приятель с полицейской академии, тот самый редкий случай, служащий исключением из правил. Его к себе близко подпускать никто не спешил, но он, все-таки, знал побольше, чем остальные, которые не знали, ровным счетом, ничего о самом грубом сотруднике участка. И именно на стол этого приятеля ложится сотня баксов с негласным намеком "Спорим, сейчас не уволит?". Он же, в свою очередь, уверен, что уволят. Ущерб оказался слишком серьезным, и теперь придется выплатить кругленькую сумму, о которой детектив явно не задумывался. Для него все средства были хороши, а уж какой будет причинен ущерб - дело не первой важности. Будь то снесенная статуя, разрушенная колонна (а то и не одна) здания, выбитые окна или двери. Да даже если в ходе операции сгорит чья-нибудь машина - совсем не важно. Не ему же расплачиваться за причиненный ущерб. Главное - это поймать нарушителя спокойствия.
Заходя в кабинет и видя лицо Саманты, Руди едва сдерживает себя от ехидного комментария в ее сторону. Предпочитает выждать хотя бы пару секунд - вдруг она решит первая заговорить? Вдруг с порога начнет требовать написать заявление на увольнение. Начинается та самая русская рулетка - выстрелит или не выстрелит. Окажется ли сегодня в барабане патрон, или в очередной раз щелчок спускового механизма будет глухим и коротким. Проходя по кабинету, Руди опускается в кресло напротив шефа и нагло ей улыбается, чуть щуря глаза. Все та же ухмылка, за которой, на первый взгляд, не скрывается ничего, кроме злобы. Злобы на всех, кто окружает. На всех, кого он видит. А на самом деле, просто не повезло родиться с таким вот лицом. И ухмылка за собой скрывала только искренний азарт.
- Вы хотели меня видеть, - он не спрашивает - сразу утверждает, обозначая, что вот он, пришел и готов выслушать все претензии в свою сторону. И даже если бы не был готов, все равно пришел бы. К подобному никогда нельзя подготовиться. Разве что стараться изо всех сил маскировать за стеклянной ширмой своей самоуверенности ненависть к женщине, сидящей напротив.
Игра началась.

Заходя в этот кабинет, иногда возникало чувство, будто находишься в террариуме со змеей. Сначала она сидит на своем месте, а потом медленно, шипя, начинает поднимать голову, будто чтобы получше рассмотреть свою добычу, загипнотизировать ее своим взглядом и качанием головы из стороны в сторону, как китайский болванчик, а после наброситься и заглотить сразу того несчастного, кто к ней наведался. Саманта всегда вызывала однозначные эмоции - ненависть, но не злость. Холодная, тихая ненависть, прикрытая смирением, потому что приходится работать под ее началом. Можно было бы давно прийти, положить на ее стол заявление и, развернувшись, уйти восвояси, не заботясь, подписали эту бумажку или нет, но все это превратилось в какую-то игру. Насколько далеко можно будет зайти? Все, что делалось, было не специально, но исключительно для достижения цели. Если удавалось выйти на след преступника, подобно цепному псу Руди бросался в погоню. Только скажи команду "фас", и он вцепится, не отпустит, пока не загрызет.
Сейчас же смотреть на Саманту было интересно. Как всегда она недовольна методами. Как всегда недовольна теми разрушениями и проблемами, которые создавал Руди одним своим присутствием на работе. Это чувствуется в ее голосе. Это видно в ее взгляде. В ее глазах пляшут огоньки ненависти, злости, едва ли не ярости, которая скрывается за тоненькой занавеской, именуемой не иначе как "спокойствие". Внешнее, бумажное спокойствие. Чиркни рядом, дай искру, и оно сгорит быстро, подобно тополиному пуху в июле, по которому огонек, приплясывая, мчится до самого конца, пока этот самый пух не закончится или не заведет его туда, где можно было бы испепелить что-нибудь еще на своем пути. Осознание ее беспомощности вызывало только легкую, самодовольную улыбку. Взгляд будто призывно говорил "Ну же, давай, попробуй меня уволить". И она бы, может быть, попробовала, если бы было, на кого сложить все те дела, где, казалось бы, нет абсолютно никаких зацепок и улик. Но нужно помнить основное и самое главное правило: отсутствие улик - это тоже улика.
- А если собрать все мои приключения за месяц, то по мне и вовсе плачет электрический стул, - с нескрываемой ухмылкой Руди говорит уверенно, тихо, глубоким и утробным голосом, будто довольный кот - урчит, чувствуя приятные вибрации в собственном горле.
Можно было бы сейчас добавить еще что-нибудь, но хотелось дать ей высказаться полностью. Посмотреть, к чему приведет ее желание вызвать к себе на ковер того, кого давно пора было отправить за решетку. За спиной этого детектива было уже такое великое множество правонарушений и превышений полномочий, что хоть книгу пиши, рассказывая о каждом отдельно. Эта авария была создана для задержания преступника, с целью не дать ему сбежать. Эта выбитая дверь - чтобы собрать все необходимые доказательства. Этот жучок, неправомерно установленный на машине, чтобы отследить движение транспорта по городу и за его пределами. И все это ради работы, которая даже удовольствия особо не приносила. Просто здесь Руди существовал по инерции. Знал, что делать и как делать, и вникать в тонкости возможной новой работы у него желания не было. Тот самый плохой коп, который сначала сделает вид, что он верит, а потом пару раз пропишет кулаком по морде или под дых, сменяя свою натянутую улыбку на стиснутые зубы, сквозь которые и будет повторяться вопрос, заданный в первый раз нормальным и спокойным тоном.
Саманта думает, что, приблизившись к Руди, глядя ему в глаза, она заставит его раскаяться? Заставит признаться, что каждая выходка - это очередная проверка нервов своего начальства? Пришлось ей пообщаться с мэром. Неприятно, конечно, но она смогла выйти из ситуации достойно, с высоко поднятой головой, пусть и через обещание разобраться с виновником. И ведь разбирается сейчас. Своими методами, но разбирается. И остается только догадываться, что творится у нее в голове. Вероятно, ничего путного, если сейчас ею движет только ненависть и злость к тому, кто смотрит прямо ей в глаза, не тушуясь.
- Для достижения цели все методы хороши. Будь то разрушенный памятник, которому на сто лет больше, чем мне, авария или разгромленный асфальт. Или вы ставите такие мелочи выше спокойствия местного населения? - Руди садится поудобнее, чтобы податься вперед и оказаться настолько близко к лицу своего шефа, чтобы она чувствовала дыхание и видела всю ту гамму эмоций, что она вызывала, в глазах своего подчиненного. - Если не я, то кто смог бы поймать этого ублюдка? Кто-нибудь стал бы рисковать своей шкурой, подставляться под пули, встревать в перестрелку, если бы она случилась? Или, может быть, вы сами отправились бы в погоню и непременно завершили ее более аккуратно? Нет, - нахальная насмешка, будто в подтверждение своих слов. - Вы сидите здесь, перебираете бумажки и пытаетесь сложить 2 и 2, когда все может быть очевидно и ясно, как белый день. Или же трахаете мозги своим подчиненным. Кому-то за то, что их дела тянутся месяцами, а то и годами, не имея никакого прогресса. А кому-то за то, что приложил все усилия, лишь бы дело закрыть и не так, чтобы оно подпирало собой ножку вашего стола. Сколько дел у нас на сегодняшний день рискуют быть закрытыми из-за того, что никто ими не занимается, хотя активно делает вид? И сколько их будет, когда вы вышвырнете меня отсюда? Может быть, хотите проверить, Са-ман-та?
Ее имя, разбитое по слогам, звучит как издевка. Руди знает, на что он нарывается, но ощущение, что на него сейчас могут наброситься, только будоражит нервы. Заставляет кровь кипеть. Заставляет чувствовать себя живым. Можно было бы, конечно, давно послать ее к черту. Зайти сюда, сказать "Засуньте свои претензии себе в жопу" и уйти. Но сегодня было желание поговорить и узнать, чем может закончиться очередная встреча, особенно когда она находится настолько близко.

Колено, упирающееся в кресло между ног, как предупреждение. Одно неловкое движение, и тебе конец. Эта женщина способна прижать за яйца любого, и теперь остается только надеяться, что в голову придет гениальный план, как стать ужом, извивающимся на сковородке, который с высокой долей вероятности из этой самой сковородки выскользнет с минимальными повреждениями и даже сможет выжить. Если бы их сейчас видели, наверняка решили бы, что между этими двумя есть что-то. То, что называют страстью, любовью, как угодно, но едва ли можно было сказать, что у них есть какие-то взаимные чувства, кроме ненависти друг к другу. Ненависти, обжигающей горло, бьющей под дых каждому, стоит только попасться на глаза. Раз - и воздух будто выбили из легких. Будто дышать разучился. Погрузился в воду и совершенно не знаешь, как вынырнуть, вдыхая все больше и больше воды в легкие, раздувающиеся за прутьями грудной клетки. И сейчас, когда они так близко друг к другу, смотрят глаза в глаза и готовы сжечь друг друга дотла, приходится сдерживаться, напоминать себе, что одно неверное движение, и на тебя могут повесить убийство шефа полиции Бостона.
Укус заставляет брезгливо поморщиться, чувствуя, как он обжигает болью, неприятным ощущением и металлическим вкусом крови на языке. Эта женщина могла делать сейчас все, что угодно, и ей практически ничего за это не было бы. В полиции вообще очень не редкими были случаи все того же криминала, когда все эти офисные крысы, присосавшись к следователями и детективам, заминали какое-то дело, потому что и сами были к нему причастны. Но подобные рояли в кустах находить было крайне сложно. Все это было совсем не на поверхности, и очень везло, если вообще всплывало. Но сейчас оставалось только пальцами впиваться в подлокотники кресла и стараться не свернуть шею своей начальнице, раздражающей похуже назойливой мухи.
- Во-первых, детективы убойного отдела редко лучше все тех же преступников. Только если преступники идут против закона, то мы, полицейские, можем творить абсолютно дикие вещи в людьми, и нам за это ничего не будет. Неужели вы об этом не знали? - Руди поднимает руку, чтобы пальцами коснуться шеи Саманты, самыми кончиками провести по ее нежной коже, а после медленно, но крепко сжать горло, не давая отстраниться и глядя все также в ее наглые глаза, где плясали огоньки все такой же неописуемой ненависти. - А во-вторых, отделу нравов точно не понравится, если они узнают, что вы меня домогались. Так что не советую вам поступать настолько опрометчиво, насколько вы поступили сейчас. Думайте прежде, чем делать. Говорят, помогает в сложных ситуациях. А этот случай, так и быть, я пропущу мимо.
Отпуская горло Саманты, Руди не думал над тем, насколько это выйдет грубо. Скорее, думал, не останется ли следов. Таких небольших розовых кружков на ее коже, выдающих с головой, что здесь происходило и кто именно это сделал. Все и каждый видели, что именно Хьюго заходил в кабинет шефа, и каждый сможет подтвердить, что это сделал именно он. С другой стороны, а так ли это уже важно? Жить ради работы было уже даже не интересно, разве что немного азартно. Хоть что-то могло подогреть кровь и даже заставить ее бурлить благодаря очередному всплеску адреналина.
- Мне, по-вашему, заняться больше нечем, кроме как писульки мэру слать? Они ему не нужны. Это исключительно ваша прихоть, а у него есть дела посерьезнее, чем разбираться, кто виноват. Этим заниматься должны вы. Вот и расхлебывайте, вот он я, здесь, перед вами. И что-то вы до сих пор не сказали и не сделали ничего путного. Даже не стали угрожать.
Если, конечно, не считать угрозой работу с бумагами. Эта волокита раздражала, бесила. Всегда проще было наведаться к свидетелям, пытаться построить какие-то цепочки у себя в голове, подумать, к кому стоило бы еще обратиться, какие-то родственники, знакомые, кто-нибудь еще, но не сидеть в офисе, заперевшись, и думать, почему какой-то урод вдруг внезапно шефу полиции оставляет письмо. И можно было бы начать сокрушаться, если бы не одно маленькое "но", из-за которого Руди расплылся в своей наглой, дикой улыбке цепного пса.
- Смотрю, кто-то не может сам справиться с делом? - он смотрит на папку на своих коленях, подхватывает ее и возвращает обратно на стол шефа легким броском, из-за чего та с грохотом ухается на столешницу. - И с чего же, интересно, именно вас поставили шефом полиции? Вы должны сами знать, что делать. Сейчас у стен есть глаза, на любой улице стоят камеры, а то и не одна, почему вы не догадались снять записи с них? Вы же шеф полиции, где ваша дедукция? Где ваша логика? У меня напрашиваются очень большие вопросы о том, как вы стали шефом, Саманта. И мои методы здесь совсем не причем. Вы не знаете, что делать и как выполнять свою работу. Еще двадцать пять лет назад, - он наблюдает ленивым взглядом за тем, какие эмоции сейчас выражает шеф, ждет, когда она снова начнет злиться и угрожать, стараясь не сорваться в пропасть и не выстрелить в голову своему подчиненному. - Никто и подумать не мог бы о том, что прогресс зайдет настолько далеко. Сейчас же у всех есть авторегистраторы, есть камеры на улицах, на домах, все прикрываются со всех сторон. Почему вы до сих пор не выяснили, какая камера могла засечь этого ублюдка? Так у вас будет хоть какая-то ориентировка. Да и потом, вот в этой папке, - Руди пальцем показывает на стопку бумаг. - Наверняка лежат уже неактуальные данные. Да, почерк может быть похож, но это не значит, что это все еще он. Найдите свидетелей, снимите записи и просмотрите их, а свой кофе можете оставить себе. Уверен, что вам он понадобится куда больше, когда вы осознаете, что упустили такую серьезную деталь в расследовании.

- В отдел нравов на меня не было ни одной жалобы, Саманта. Или я чего-то не знаю? - ответная зловещая ухмылка, не предвещающая ничего хорошего.
Наверняка, если кто-то оставил подобную жалобу, он сделал это на свой страх и риск. В конце концов, именно по наводке Руди был найден, как минимум, один "подкормленный" коп, который сливал информацию криминальным лицам. Именно по его наводке был разгромлен подпольный бойцовский клуб. И именно на него до сих пор не нашли ничего, что доказывало бы его причастность непосредственно к этому клубу. Да, бывали случаи, когда морда больше напоминала спелую, сочную сливу одним своим синим цветом с красноватыми отливами, но подобного уже давно не повторялось. Разве что сцепится с каким-нибудь очередным ублюдком на улице, чтобы запихнуть его за решетку. Грязные методы - зачастую, рабочие методы, но пользоваться ими надо уметь. Руди умел, но это до сих пор не нравилось Саманте. И если прошлый шеф закрывал на это глаза, то вот Саманта, похоже, решила, что не будет терпеть подобного поведения от своих подчиненных.
Удивительно, какого плохого мнения о себе могут быть люди. В голову даже не закрадывалась мысль о том, что Саманта стала шефом благодаря дырке между своих ног, но эта версия тоже была интересной и теперь имела место быть на ряду с остальными версиями. От этих слов лицо невольно перекосилось, а рот искривился в оскале. Неприятно подобное слышать от женщины, даже если она твой шеф. Мерзко, низко, хотя кому здесь говорить о низости поступков?
- Видимо, понимаю побольше вашего, - злобный взгляд, способный пронзить насквозь, после требования написать увольнительную с лишением всех званий. - Вам не нужны все эти терабайты видеозаписей. Угроза коснулась на данный момент только ВАС, и уж ВЫ должны знать, когда и где могла быть оставлена эта писулька, - подхватив со стола письмо, Руди метнул его в Саманту, прекрасно понимая, что, раз уж его решили уволить, можно и подобную выходку себе позволить. - Сначала найдите того, кто оставил ВАМ это письмо, куда он пошел и кто мог его видеть, а уж потом узнаете и все остальное. Но, раз моя дедукция, по вашему мнению, находится где-то в жопе, а логики совсем не существует, то могу лишь пожелать вам удачи в вашей работе.
Взяв со стола листок, планшет и ручку, Руди принялся писать увольнительную. Вот так просто. Взять и выкинуть все эти годы службы в полиции, да еще и добиться запрета на работу в государственных учреждениях. Отлично. Что может быть лучше? Изнутри будто кусок мяса выдрали вместе со всей карьерой. Было еще какое-то подозрение, что удастся как-нибудь здесь удержаться хотя бы за счет того, что у него слишком много раскрытых дел, несмотря на все методы, но почему-то изнутри уже начинала постепенно разрастаться тьма безысходности. Все было дерьмово. Настолько дерьмово, что можно было бы сейчас завыть. Но не сегодня. Точно не перед этой женщиной. Если она думает, что она может себе позволить разбрасываться сотрудниками, да еще и ломать им жизнь, пусть этим занимается. Даже это увольнение не поможет ему стать, например, частным детективом. Это будет гораздо скучнее, а дела будут банальными, но хотя бы не придется все свои умения спускать в унитаз, а опыт еще как-то можно будет применить на деле.
Быстрая подпись на листе, как росчерк в приговоре к смертной казни, и планшет с листком и ручкой летит на стол к Саманте. Руди не торопится уходить. Он все равно уже, считай, уволен, так почему бы еще не помозолить напоследок глаза этой змее? Она может сколько угодно кидаться, может исходить ядом и ненавидеть своего сотрудника, но лишаясь его, она лишается хорошего детектива и сама это знает. Именно по причине вот таких перепадов настроения Руди был предвзят к шефу женского пола. У них ведь настроение может меняться, как погода. Та же Амелия в свое время дала понять, что это не какой-то стереотип, и в определенный момент времени ей хочется кому-нибудь разбить ебало, а не разговаривать. Наверняка в голове каждая женщина не раз представляла, как с особой жестокостью расчленяет собеседника, которому улыбается в лицо.
- Не пожалейте о своем решении, Саманта, - собираясь подняться из кресла, Руди оказался к нему прикован, но теперь уже не женщиной, которая упиралась между его ног коленом и шипела что-то в губы, находясь в опасной близости, а ее псом, решившим, что самое время привлечь к себе внимание.
И вот уж к кому, а к животным Руди испытывал необъяснимые теплые чувства. С одной стороны, можно было бы спихнуть пса и отправиться по своим делам, но, с другой, именно животные всегда максимально с тобой честны. И этот малыш, забравшийся на руки и устроившийся на коленях, никак не давал руке подняться, чтобы скинуть его с себя. Рука осторожно и как-то особенно мягко ложится на мохнатую голову, чтобы провести вдоль спины по телу и почувствовать тепло. Если Муту позволит себе подобное, он несомненно сразу же окажется на колу из-за того, что был тяжелым и имел весьма острые локти, впивающиеся в ноги. Но этот... Касл? Он же был совсем крохотным. Не тот формат, который Руди стал бы заводить себе сам, но ничего не имеющий против и таких собак.
- Не повезло тебе с хозяйкой, малой, - усмешка раздается в тот момент, когда Руди подхватывает на руки пса, рассматривая его и получая все такую же порцию облизываний в лицо. - Хотя тебе, похоже, по жизни не повезло.
Усадив себе на колени Касла, Руди держал его "в обнимку", держа руку поперек груди, чтобы передние лапки ложились на предплечье, а сам пес смотрел на хозяйку. Пусть теперь Саманта смотрит в обе пары глаз, которые сейчас находятся напротив нее.
- Подписывайте, Саманта. Я жду. Подпишете, и я сдам вам значок и табельное оружие.

Смотреть на Саманту - это все равно, что смотреть на калейдоскоп эмоций. Пару минут назад она была подобна молнии: искрила, сверкала взглядом, кусалась и причиняла боль. Затем эта буря закончилась и сменилась тотальным штилем, за которым никогда не скрывалось ничего хорошего. Можно было только предположить, что будет за этим затишьем, и вот сейчас оставалось только ждать. С Риком было проще - он только вызывал к себе на ковер, делал строгий взгляд, и сразу было понятно, что в этот раз палку Руди перегнул, и перегнул основательно. Но никогда не было писем мэру, не было никаких объяснительных, не было и заявлений на увольнение и ультиматумов. С Самантой же - это все равно, что ходить по минному полю, будучи совсем не как мышка по весу. Один неверный шаг, и ты взлетишь на воздух, разбрасывая в стороны куски самого себя и показывая всем вокруг свой богатый внутренний мир. И сейчас Руди стоял на одной из этих мин, выжидая, что будет. То ли он сейчас вылетит отсюда, лишенный всего, чего добивался вот уже столько лет, то ли мина окажется бутафорией.
К счастью, листок с заявлением на увольнение улетел в мусор даже быстрее, чем был написан. Да и кто такое заявление принял бы? Сейчас, в век технологий, все просят, чтобы подобные бумаги были в печатном варианте, а тут от руки, пусть и размашистым, понятным почерком. Хождение по такому острому лезвию всегда бодрило, давало новых красок жизни, но далеко не всегда было приятно, даже когда на твоих руках сидит пес, норовящий добраться до лица и лизнуть. Чего нельзя было отнять у Руди - так это того, что животные его любили. От мала до велика. А вот люди - не очень. Остается только думать, кому стоит верить, а кому - не очень. Оставаясь сидеть в кресле, он слушал снова эту тираду. Принимал к сведению, какой у него есть выбор. А выбор был не велик. Примерно как заставить выбирать между двумя стульями или вилкой и собственной задницей. Ни одно, ни другое приятно не было, но не терять же работу из-за того, что твоему шефу вздумалось взгреть тебя по полной, пусть дело и не осталось висеть мертвым грузом.
План был дырявым, как не посмотри. Может быть, Саманта и решит нацепить на себя всевозможные маячки, но не факт, что этот маньяк не решит раздеть ее до гола, выбросить одежду, а ее саму увезти в неизвестном направлении. Не заставлять же ее запихивать в себя маячки. Идея, конечно, имела место быть, как унизительная ответка на наказание, но сейчас это не казалось уместным. Если похитят шефа полиции, взгреть могут весь участок. Тем более, самого Руди хотя бы потому, что именно он был в весьма натянутых отношениях с Самантой. Того и гляди, как эта струна их ненависти друг к другу лопнет, не выдержав напряжения.
- Мог бы начать, но вы меня уже настолько заебали, что хочу сделать только одно - указать вам на несовершенство вашего плана. Вы можете себя хоть тысячей маячков облепить, но если он захочет избавиться от вашей одежды, то этих маячков не останется, либо они приведут меня совсем не туда, куда надо. Вы же не думали запихивать себе этот маячок в задницу? - усмехнувшись, Руди поднялся из кресла, держа одной рукой пса под мышкой, скорее, по старой привычке - временами он таскал так котов по квартире, особенно если после тяжелого рабочего дня сил не оставалось даже на то, чтобы поднять руки. - Надеюсь, эта гигантская зияющая дырища в вашем плане образовалась только из-за вашей усталости. Я возьмусь за это дело. Но действовать мы будем немного иначе, раз уж придется с вами работать.
Выходя из кабинета, Руди прихватил со стола ключи от кабинета и передал их в руку Саманты, не спеша ее отпускать, будто закрепляя этим рукопожатием договор, и посмотрел ей в глаза, прищурившись. Не хватало ее еще катать по городу. Но, может, оно и было сейчас к лучшему - маньяк точно не будет ожидать, что с этой хрупкой с первого взгляда женщиной рядом окажется шкаф, способный заслонить собой, если придется, как бы не ненавидел. В конце концов, а что ему еще терять? Разве что свой маленький зоопарк будет жалко оставлять, но о нем обязательно кто-нибудь позаботится. Та же шеф уже неоднократно могла видеть и двух лысых котов, и добермана, рвущегося своеобразно поиграть с ее милым трехлапым песиком.
- Вы останетесь у меня в квартире. В доме есть видеонаблюдение. Он будет пытаться добраться до вас любыми способами, и мы это услышим. Муту даст знать. И вашего пса он не обидит. А вот за котов я не отвечаю.
Неприятно, конечно, было подобное предлагать, но, раз уж согласился, придется содействовать. Это всяко интереснее, чем сидеть в офисе за пачкой бумажек, которые только и надо, что перекладывать с места на место. Отдав ключи и перехватив ключи от машины Саманты, Руди направился на улицу, понимая, что ночка предстоит веселая. Мало того, что придется спать в гостиной на диване, так еще и спать в пол глаза, чтобы с шефом ничего не случилось. Руди даже не заметил, как совершенно внезапно на ближайшее время стал личной охраной для этой женщины. Умеет же она выкрутить яйца.