Maxence Franзoi Lehman
Максанс Француа Леман

---

maxence danet-fauvel

25 марта 1996 • би • сын сенатора, гитарист в панк-рок группе Меланж, музыкальный продюссер

Факты

Каждый концерт - новая жизнь. Это первый вздох младенца, когда участники группы Меланж делают шаг на сцену. Внутри плещется возбуждение и адреналин от разрывающих душу и уши криков толпы, от предвкушения безумия и первых ударов барабанов - с них все начинается. Макс растет вместе со слэмом на танцплощадке, слышит пение матери, когда фанаты перехватывают инициативу на лиричных моментах, и вновь проживает подростковые годы, кружась по сцене, ничего не видя вокруг, сбивая стойку с микрофоном. От стекающего пота пальцы скользят по струнам, грозясь вот-вот сорваться, но он доводит свою партию до конца, выдавая кульминацию действия, а губы расплываются в довольном оскале, который все равно никто не увидит.

Макс сходит с ума и кружит-кружит-кружит. Подкравшись со спины, он выливает на мелкого басиста бутылку воды, так что его мантия теперь облипает контуры тела, и хохочет, зная, что из-под темной ткани на него льется поток нецензурных слов. Польских, вероятнее всего. Притягивая друга к себе за плечи, он выливает вторую бутылку уже на них двоих. Соприкасаясь грифами гитар, они выстраивают новый музыкальный лад, отличающийся от оригинального, но публика беснуется, и парень откидывает голову назад, прикрывая глаза и чувствуя только струны под пальцами.

Макс потерял счет этим жизням, но в каждой из них он влюбляется вновь и вновь. В голос, сильный, бархатистый, чуть хрипловатый, растекающийся по залу, в девушку, единственную из них всех, кому нечего скрывать. Сотни концертов в год, тысячи песен в день, и каждый проклятый раз он против воли замирает на месте, где бы ни стоял, позволяя себе миг, когда можно просто слушать, стоит только раздаться первым словам. Он клянется себе написать еще песни, лишь бы этот голос не замолкал, он проклинает себя, что некоторые тексты недостаточно хороши.

Микрофон валяется на полу, сам он - в каких-то миллиметрах от девушки, а их голоса и того ближе - слившаяся в единый звук борьба, где он явно проигрывает. Макс поет ей в губы, не обращая внимания на микрофон и публику, но пластмассовый нос мешает разорвать существующее расстояние, и парень злится, из-за чего звуки обрывистыми и хриплыми басами бьются о стены концертного зала. Со стороны они выглядят, как красавица и чудовище - живая мимика против статичной маски, ухмыляющиеся губы против бледных безразличный выпуклостей, взлохмаченные и спутавшиеся длинные волосы, прилипшие к щекам, против капюшона, из-под которого торчат пепельные кончики. Макс тянется к ней руками, но в тот момент, когда инициатива почти перехвачена, песня обрывается, и парень пальцами хватает пустоту. Из раза в раз они напоследок встречаются взглядами, и в свете гаснущих софитов блики в голубых глазах - единственное, что выдает живого человека за маской. Макс знает, что девушка прекрасно понимает - он не прекратит пытаться.

Как и рождение, смерть тоже провозглашается барабанами, и голова парня падает на грудь, пока он пытается отдышаться и заглушить музыку, продолжающую играть в ушах.

Он последним из группы снимает маску, когда они уже в гримерке, когда из-за пересохшего горла не может выдавить и слова, когда последние капли адреналина сбегают с него вместе с потом, оставляя только выжженное поле внутри. Маска словно прилипает к нему, и с каждым разом стянуть ее становится все труднее и труднее. Да и не хочется.

Экран телефона светится от нового сообщения, и Макс жалеет, что не забросил его перед выступлением под диван или не залил колой.

- Убедись, что танцы на сцене не помешают тебе на завтрашних дебатах, братец.

Макс в ответ отправляет стикер со средним пальцем.

Только скрываясь за маской, он действительно живет.

***

В пять лет Макс впервые поехал во Францию к бабушке. Вернувшись спустя несколько месяцев в нагроможденный и слишком многоликий Бостон, он несколько дней проревел у мамы на руках, тычась носом ей в шею, потому что только от неё в их семье пахло жареными каштанами, табаком, шоколадными круассанами, дымом и старыми скрипящими поездами. Видя слёзы в ее глазах, он не понимал, как она могла уехать из прекрасной и любимой страны, как могла забрать его оттуда, но на этот вопрос женщина отвечала только:

- Я увезла частичку с собой, мой маленький Франц, - лишь она никогда не называла его первыми именем.

В девять лет Макс, спрятавшись под кроватью, в тысячный раз пересматривал выступление матери на музыкальном конкурсе. Нос чесался от пыли, но он отказывался отрывать взгляд от девушки на экране телефона. Она была совершенно одна - маленькая, одинокая, потерянная, с кудрявыми волосами, лезущими в глаза, в черном топе с открытыми плечами и руками. Но казалось, что весь зал замер от ее силы, прижавшись к своим местам - не раздавалось ни выкриков, ни хлопков, будто кроме нее там никого и не было. Девушка пела, освещаемая лишь одной яркой лампой за спиной, пока весь остальной мир тонул в темноте. Запись на YouTube заканчивалась и начиналась вновь, а Макс и не собирался останавливать ее, шепча слова песни, пусть и не до конца понимая смысла.

Спустя год после того выступления Аделаида ле Лааж - молодая звездочка на французской сцене - бросила все, переехав в США за любимым человеком, амбициозно веря, что она не потеряется, не забудется, продолжит петь, пусть и в другой стране. Когда родилась старшая сестра Макса - Марго, Аделаида еще пыталась пробиться, выматываясь на репетициях, с маленьким ребёнком ходя на прослушивания и записи. Но французской магии в Бостоне не случилось. Забылась. Потерялась. И только Макс, напевающий под нос ту самую французскую песню, мог вновь зажечь огонек в глазах женщины.

Ади отдала сыну свою старую гитару, когда ему исполнилось десять. Именно она поцелуями затыкала мужа, бубнящего, что мальчик должен заняться чем-то посерьезнее, чем музыка. Именно с мамой Макс в двенадцать лет сочинил серенаду, которую спел девочке из школы. Девочке, вместе с которой через десять лет они будут покорять стадионы.

Общение Макса со сверстниками складывалось сложно. Возможно, все из-за того, что большую часть времени он проводил в музыкальном классе, стирая пальцы и ладошки о струны. Возможно, все дело в скверном характере, на который жаловались учителя. А, может, никому просто не нравился взгляд «мой папа купит всю эту школу и вас вместе с ней, если вы не сделаете так, как я хочу». Из-за всего этого он постоянно с кем-то дрался в туалетах и на заднем школьном дворе, из-за этого мамина гитара однажды треснула, и для мальчика это стало первой отчаянной и горькой болью. Потеряв любимого друга, он, словно сторожевой пес, ползал вокруг мертвого инструмента, прижимал к себе, никого не подпуская и рыча на любую попытку выкинуть и похоронить гитару. В итоге это все-таки удалось Марго, с тех пор ни о каком дружеском общении между братом и сестрой и речи быть не могло.

Друзья у него все-таки появились. Банда. С этими ребятами он впервые выпил пиво в гараже барабанщика, вместе с Доминик и ее младшим братом Павлом перелезал через забор, когда они пытались пробраться на закрытую вечеринку, чтобы выступить там. Между Максом и Доминик искрило. Лежа на земле, разглядывая небо, они вместе мечтали стать рок-звездами, рисуя в голове прекрасные картинки, и готовились к музыкальному конкурсу, не сомневаясь в собственном успехе.

Вот только успех ждал не их группу, а отца Макса. Парню было пятнадцать, когда Джон Леман сообщил семье о своем желании баллотироваться в Сенат США. Предвыборная кампания требовала участия всей семьи, «посильных жертв» от них всех. Они участвовали в семейных фотосессиях, совместно ездили на благотворительные вечера, устраивали ужины, а Макса тошнило от вечных слов про крепкие узы и любовь. Марго к этому времени уже жила отдельно, учась на политическом факультете Бостонского университета, мама стала тенью и жизнью отца, поэтому больше всего от жертвоприношения пострадал именно парень. Они перебрались в другой район Бостона, Макса перевели в новую школу, «для успешных детей». Как раз в то время проходил музыкальный конкурс, и Леман пропустил его, подведя всю свою банду, бросив их и то, что он любил больше всего на свете - музыку.

- Ты испортил жизнь маме, вынудив ее уехать с тобой. А теперь сделал то же самое со мной, - красный, злой, он уже выплеснул гнев на зеркале в новенькой комнате, разбив вместе с ним и собственные пальцы, зашитые и забинтованные теперь их семейным врачом, прибывшим по первому зову матери. Ему запретили думать о гитаре на долгие недели, но Макс и не собирался - даже мысли о музыке вызывали в нем боль. В тот вечер ни сына, ни отца не могла успокоить даже Аделаида, выслушивая бесконечные ругательства то от одного, то от другого, так что досталось и ей самой. «Прекрати потакать ему. Его имя Максанс, а не Франсуа, пора избавляться от этих детских привычек». «Мам, разве ты не видишь, что происходит? Мы все ходим у него на поводке». Заканчивали свою ссору мужчины во дворе, там и остались на ночь, разойдясь по разным углам, так как мама заперла дверь изнутри.

Друзья - теперь уже бывшие - Макса не простили. Он бы и сам не простил. Поступи кто из них также, не появившись в момент, когда нужен больше всего, Леман превратил бы жизнь того неудачника в ад. Ребята же были благородными. Они просто забыли его, даже Ника не отвечала на сообщения и вычеркнула парня из своей жизни. А вот Макс забыть не мог, и в новой школе скверный характер только ухудшился. Теперь он не враждовал со сверстниками - он учился у них. Пить, прожигать жизнь и деньги, получать от жизни все, что хотел. В его классе были дети влиятельнейших людей Бостона - будущие артисты, дипломаты, бизнесмены и миллионеры. Богатые, разбалованные, амбициозные, сумасшедшие, каждый со своей чертовщинкой и подростковым максимализмом. Дети, не принимавшие ничье мнение, кроме своего собственного. И Макс легко стал частью этой тусовки, он и сам всегда был таким же, но, получив доступ в высший круг, эти черты заиграли новыми красками.

В шестнадцать парень впервые попал на первые полосы газет и после появлялся там постоянно. Журналисты любили Максанса Лемана и не пропускали ни одной его глупости или выходки, сам же парень заигрывал с ними. По большей части ему было просто плевать. По интернету вечно гуляли его пьяные видео, полуголые фотки, фразы, иногда вырванные из контекста, а иногда звучащие так, что лучше бы их все-таки вырвали из контекста. В семнадцать он впервые попробовал наркоту. В восемнадцать его лишили прав за вождение в пьяном виде. В девятнадцать парень замутил с женой основного конкурента отца, но тот не оценил его «посильную жертву» и вызванные этим внутренние конфликты в стане врага. В двадцать они с «друзьями» устроили самую крупную тусовку, сравнимую с беспределом, происходящим в фильме «Фактор Х», а, может, и еще лучше, и Макс не помнил большую часть ночи, благо, многочисленные камеры наблюдения, расположенные по всему городу с легкой руки Лемана-старшего, частично восстановили его память. Повеселились они прекрасно, и это опять не устроило отца Макса. «Ребенок сенатора вновь отличился - насколько прогнила избирательная система США?». «Государственные деньги горят не хуже спирта». С больной головой Макс на следующий день сидел в кабинете отца, закинув ноги на стол и гоняя его ассистентку за водой.

Ему предложили сделку. В силах отца было сделать так, чтобы все прегрешения сына выглядели не так мерзко для избирателей на будущих выборах, на которых он планировал баллотироваться во второй раз. Затратная для бюджета вечеринка? Неправда, ведь проведена она была как благотворительный вечер, и все деньги уже отправлены в центры для эмигрантов. Пьянки молодого Лемана? Ну кто не совершал ошибки по молодости? Впредь его образом занималась собственная пиар-команда, которая продвигала Инстаграмм парня, писала ему посты, готовила шаблоны и заготовки для публичный выступлений. Макс даже ходил на интервью к популярному блогеру, начисто выбритый, улыбающийся, рассказывающий о деталях политики отца и о своем обучении в университете по бизнес-направлению, в котором на самом деле он присутствовал только один раз - поставить свою подпись в многочисленных бумажках и зачетках.

Максансу же предоставлялась полная свобода - его отпускают из-под родительского присмотра с кругленькой суммой на счету. Делай, что хочешь, только непублично - звучал девиз их договора, и Лемана это вполне устраивало. Минимум усилий, максимум свободы. По началу все действительно было прекрасно. Он был молод, пьян и безумно наивен, так что даже не заметил, как его поместили в красивую ловушку, управляемую отцом.

В это же время парень вновь сходится со своей школьной бандой. Повзрослевшие, но все еще мечтающие писать и играть свою музыку, они возрождают Меланж. Все имеющиеся деньги Макс вкладывает в группу, позаботившись о том, чтобы факт его связи с ней для общества оставался в тайне. Для них всех, кроме Доминик, вопрос секретности стал принципиальным, а флер загадки вокруг трех музыкантов в масках стал неплохим способом привлечения внимания, и медленно они стали пробиваться в чарты - первый миллион просмотров их клипа, когда все вместе они сидели на студии и вслух отсчитывали последние цифры, встречая круглое число громче, чем Новый год. Первые концерты, собиравшие не больше сотен фанатов, песни, все чаще и чаще звучащие из проезжающих машин, постеры альбомов, нарисованные на стенах домов. Когда в 2020 году их позвали на летний фестиваль, и уже тысячи людей выкрикивали название группы, Макс забыл, как дышать.

Именно так появился Маска - гитарист группы Меланж, автор некоторых песен и бэк-вокалист.

- Почему в масках трое, но Маска только один? - не раз спрашивали журналисты, пристально разглядывая парня.

- На мне маска сидит лучше всего, - низким басом хохотал он. Созвучное с настоящим, сценическое имя не грозило разоблачить его каждый раз, когда Доминик и все остальные ребята орали на него за очередную глупость. А их было много - парень заигрывал с публикой, водил ее за нос, давая правдивые и не очень намеки на их реальные личности, а потом зачитывался фанатскими теориями, фанфиками и разоблачительными статьями. Сняв однажды плащ и футболку на концерте, он потом обалдел от количества фотографий различных мужских торсов в пабликах, посвященных их группе. Все пытались найти наиболее похожий.

Их первоначальный состав не продержался долго. С первой популярностью проявилось и гнильцо, называвшее себя барабанщиком в их группе. Его быстро заменил новый ударник - до тошноты симпатичная мордашка из одного известного всем бойзбенда устала петь слащавые девчачье песни и перешла на темную сторону.

Они использовали грим, когда нужно было всем вместе прийти на афтепати. Укороченная, почти маскарадная маска, краска губах, выкрашенные в один тон волосы - свита, окружившая Доминик, как королеву. Так они становились еще более пугающими, более живыми. Любой удар всегда принимала Доминик - она больше всех волновалась за их инкогнито, больше всех общалась с журналистами, выступая лидером группы и связующим звеном между парнями и всем остальным миром.

- Неужели никогда не мелькало мысли также спрятаться за маской? - доставали девушку вопросом, но отвечал Макс.

- Если в окошке дома не горит свет, то дойти к нему в темноте почти невозможно. Без Доминик мы бы уже давно потерялись.

Ее брат стал младшеньким для всех них - Джуниур, Днун, как знали его фанаты, Павел, Павло, как называл его Макс на французский манер. Общение басиста и гитариста всегда было на грани флирта, влюбленности и заигрываний, что невероятно бесило Доминик, но Макс ничего не мог с собой поделать. Он, в целом, общался так со всеми.

На пару лет Максу удалось забыть про политические игры. Он уже давно жил отдельно, и продолжительные монологи отца перестали навязчивой пленкой каждодневно крутиться в голове. Парень безукоризненно выполнял условия договора, и Леман-старший будто бы оставил его в покое. До момента, пока не начал президентскую кампанию. Вся семья была против, но когда это его волновало? Максанс почти не возмущался - его группу не трогали, а пока соглашение оставалось в силе, он потерпит любые выдумки своей пиар-группы для продвижения образа сынка политика. Вот только вскоре о связи Макса Лемана с Меланжем стало известно широкой публике. Парень с самого начала финансировал группу, беря на себя все расходы - от продакшена до маркетинга. Только ребята знала, откуда поступают деньги. Знал отец. Менеджер. Возможно, догадывалась его пиар-команда… А когда в сеть слили подробные документы с номерами счетов, суммами и датами переводов, личными комментариями Максанса - узнал и весь мир.

Когда Макс обнаружил сотню пропущенных звонков, он подумал о худшем. Однако личность Маски, как и других участников Меланжа, оставалась в тайне, а все остальное было не так важно. Пиарщики посчитали, что это только освобождает им всем руки и предложили ему начать продюсировать другие группы. Новичков, только выходящих на большую сцену. Солистов. Музыкантов. Ему беспрерывно подкидывали варианты - весьма третьесортные, но навязчивость взяла свое, и Макс согласился. Всю деятельность активно освещали в социальных сетях, твердо вознамерившись сделать из балбеса бизнесмена.

В 2021 году популярность Меланжа достигла пика, из панковской группы, весьма аутентичной и оторванной от общей тусовки, они превратились в звезд, которых слышали, которые имели вес. Леман-старший, до этого не воспринимавший деятельность сына как что-то важное и полезное, разглядел в этом свою выгоду. Так как Меланж уже через Макса был крепко связан с политикой, он мягко, но настойчиво подключал не только сына, но и всю группу к своей кампании. Обронить слово в пользу новых реформ на интервью, исполнить песню на фестивале, организованном партией, высказаться в поддержку политической программы.

Для Максанса это было слишком. Он защищал свою некровную семью от родного отца, всем телом, деньгами, всем голосом и силами, но всего этого было мало. Репетиция, прием у конгрессмена демократической партии, запись клипа, прослушивание у группы, которую в дальнейшем он будет продюсировать, выступление перед избирателями, ужин с матерью и сестрой, участие в телешоу. Он оживал только на концертах, все остальное время бледной тенью передвигаясь с одной точки в другую, засыпая в машинах и зевая на приемах. Макс не успевал писать музыку, не мог сочинять тексты, и руки тряслись от ломки по любимому делу. Но даже если он открывал заметки, слова не складывались в текст, ноты под пальцами не создавали ничего нового, и от этого трясло еще больше.

Он устал. Устал настолько, что не заметил, как в его личное расписание на одно время поставили концерт и медийную встречу деток политиков с «налаживанием связей». Макс был уверен, что это задвоение неслучайно, ведь все его менеджеры активно готовили его к собранию, и только Доминик в последний час напомнила о концерте, куда он и сбежал, прилизанный, напудренный, в деловом костюме. На все его раздражение после был один ответ: «Давай найдем тебе дублера, который будет заменять на концертах в таких случаях? Кто заметит разниц? Ты ведь все равно в маске». После этого он не отвечал на звонки пиарщиков три дня, пока те не ворвались в его квартиру с собственными ключами.

Самое страшное, что Макс не знал, как долго сможет противиться этому предложению. Ведь однажды из вопроса оно превратится в приказ, и он не уверен, что даже сильная рука Доминик сможет вытащить его из этой ямы.

Референсы

Выступление Аделаида ле Лааж в 1992 году. Именно это видео стало для Макса началом любви к музыке, и эту песню он мечтает спеть однажды во Франции

Меланж

Концерты и клипы

Репетиции

Музыка

[html]<iframe frameborder="0" style="border:none;width:100%;height:100px;" width="100%" height="100" src="https://music.yandex.ru/iframe/#track/52109056/7315566">Слушайте <a href='https://music.yandex.ru/album/7315566/track/52109056'>Девочка в классе</a> — <a href='https://music.yandex.ru/artist/6285536'>Джизус</a> на Яндекс Музыке</iframe>[/html]

[html]<iframe frameborder="0" style="border:none;width:100%;height:100px;" width="100%" height="100" src="https://music.yandex.ru/iframe/#track/100923878/21233669">Слушайте <a href='https://music.yandex.ru/album/21233669/track/100923878'>Вина</a> — <a href='https://music.yandex.ru/artist/8095900'>Три дня дождя</a> на Яндекс Музыке</iframe>[/html]

Контакты

Способы связи: поделюсь тг в личке, если нужно будет
Как узнали о проекте: Дилан звал уже два года, и вот я дошел

пробный пост

***
Огромный палец тянется к груди База и вдавливается в букву «Н», выжженную на бледной мальчишеской коже. Только-только покрывшаяся корочкой, она опять разрывается, и кровь тонкими струйками сбегает и исполосывает бока, соединяясь в луже на полу. Баз стонет, уставившись в потолок, и это единственное, что он может делать. Замороженные конечности оттаивают, боль возвращается, но он все еще не может двигать ни одной частью своего бесполезного тела. А ведь пытался - тогда он еще верил, что может выбраться. Мальчик дергался и кричал, елозил руками, вжимался в пол и до боли втягивал грудь внутрь себя, так что не хватало воздуха, лишь бы только горячий конец волшебной палочки Маркуса не прикасался больше к его коже. Не опалял еще тонкие волосы, не прожигал голую грудь, не оставлял ужасные узоры. Когда от очередной попытки прекратить художества мужчины его рука дёрнулась, недорисованная буква выползла за свои границы, и боль яркой полосой пронеслась по всему телу. Маркус громко сплюнул, и от шипения на коже Баз закричал еще сильнее.
Палочка на мгновение отодвинулась от него, но лишь для того, чтобы по коже разлилось Замораживающее заклинание. Маркус как-то ласково посмотрел на десятилетнего мальчика, заботливо поправляя ему мокрую от пота прядку. «Зато язык не откусишь». Бэйзил метался, изворачивался, крутился и визжал, но лишь внутри. Ни один мускул больше не шелохнулся. Перед глазами все расплывалось и темнело, он даже не замечал, что заклинание придушило боль. Баз все еще чувствовал ее, отдалённо, будто не у себя, но запах жженой кожи не давал забыться, он смешивался со свежестью от мороза, превращая до этого любимый аромат в тошнотворную смесь. Горящий снег, обожженный иней, подплавленный азот. Снежинки, не растаявшие, а испёкшиеся, сохранившие форму и рассыпающиеся пеплом от малейшего движения.
Точно также все смешалось и в сознании самого Маркуса. Продолжая свое дело, он с дрожью рассказывал, что точно такое же заклинание было и на нем все то время, пока отец База истязал его семью. Воспоминания мужчины сплелись с реальность, школьный враг Феликс Розье, который единственный раз использовал против Маркуса Замораживающее заклинание, подменился дедом Бэйзила, который до смерти замучил всю его семью. В тот момент никакого холода не было. Только огонь.
Баз уже ничего не слышал и не понимал. Он не ждал, что все закончится, он не верил, что это может прекратиться. Его личный снежный ад, растянувшийся на бесконечность.
И только когда спустя время палец нажимает все сильнее на «Н», будто пытаясь через эту чертову букву пробраться до сердца, боль вырывает мальчика из спасительного помутнения. Баз хочет кричать, но все, что может, это открывать рот, выдавливая хрипы, будто рыба, лишившаяся воды. Впервые за вечность его попытки двинуться приводят к результату, потому что он выгибается в груди, еще сильнее впечатываясь в палец, а в ушах раздается смех. Маркус довольно смотрит на пленного. Отлепляя руку от груди мальчишки, он рассматривает бордовую кровь. Кончиком языка слизывает сбегающую капельку, задумываясь на пару минут.
- Я попробовал гребанную кровь Розье. - Он смеется. - И что? … Теперь меня наконец-то можно считать  волшебником? - Маркус задыхается через каждое слово, но слова выдавливает четко, так что они навсегда остаются в памяти мальчика. - Все только и болтают об исключительности вашей крови, Николас. Брехня. Какая же брехня. - Он начинает злиться. - Чем ты лучше. Чем ты лучше, Николас Розье? - Он уже всеми пальцами впивается в недавно отпечатанное имя на коже мальчика, и тот орет, когда заклинание спадает окончательно. А вместе с криком звучит имя. НИКОЛАС РОЗЬЕ. НИ-КО-ЛАС. николас. Ник.
***
Лишь на мгновение, когда он только открывает глаза, мир перестаёт кружиться. Баз не понимает, где он, кто, почему под головой земля, а на губах привкус крови. Он не замечает пальцев на лице и не обращает внимание, что впервые за долгое время кто-то находит так близко от него.
Он видит только глаза. И почему-то их оказывается достаточно. Баз чувствует себя, будто под Замораживающим заклинанием, но теперь оно действительно обезболивает. На какое-то мгновение агония прекращается, и парень может дышать.
А потом глаза исчезают, и вновь накрывает паника. В груди печёт, а тело все ещё не слушается, но он рукой тянется за этими глазами, цепляясь за мантию силуэта, который с каждой секунду отдаляется все дальше, и парень не понимает, мираж это или явь. Он падает. Тонет с того момента, когда оказался в подвале, неважно, когда именно это было - вчера или десять лет назад. Там ли он все ещё или школа - это не галлюцинации? Пальцы, вцепившиеся в жёсткую ткань, будто нашли заземление, и он не хочет его терять.
- Оссс… танься, - все согласные даются с трудом, особенно «н», которую он всегда ненавидел. Но всегда выговаривал - его мучитель не допустил бы, чтобы Розье забыл, кто он такой. Когда Баз точно также терял рассудок и просил Маркуса остаться, тот всегда уходил. Мальчик был один, со своими кошмарами, которые в отсутствие мужчины только усиливались.
Он так сильно устал. Не разжимая пальцев, тянется к своему видению, подползая на коленках и прижимаясь лбом. Вокруг темнота, он уже даже не рассчитывал увидеть те светлые глаза, но если и эта мантия исчезнет, Баз боится, что вновь провалится в детство, и потом уже не выберется.
- Даже если ты мираж, просто останься.